5 сентября исполняется 100 лет со дня принятия декрета СНК о Красном терроре. Его жертвами в числе других, были сотни и сотни предпринимателей - владельцы производств, купцы, лавочники


5 Сентября 2018
5 сентября исполняется 100 лет со дня принятия декрета СНК о Красном терроре. Его жертвами в числе других, были сотни и сотни предпринимателей - владельцы производств, купцы, лавочники
  Непосредственный повод к началу террора – убийство 30 августа 1918 г. председателя Петроградской ЧК Моисея Урицкого и покушение на Ленина. На эти два террористических акта власти ответили массовыми репрессиями, которые при этом активно рекламировались и сопровождались новыми угрозами в адрес целых классов и сословий.

   Репрессии и террор в отношении определенных категорий собственного населения – явление в новой истории не то чтобы частое, но не уникальное. Но предельная публичность террора, сопровождаемая рекламной кампанией и показной бравадой со стороны власти – вот это действительно товар штучный. Безо всяких натяжек к очевидным предтечам большевиков можно отнести разве что французских якобинцев. Они же активно применяли и другой усвоенный большевиками прием: захват заложников.  

   Государственный призыв к захвату заложников раздался тотчас после выстрелов Канегисссера и Каплан. «Трудящиеся, - писала газета «Правда» 31 августа 1918 года, - настал час, когда мы должны уничтожить буржуазию, если мы не хотим, чтобы буржуазия уничтожила нас. Наши города должны быть беспощадно очищены от буржуазной гнили. Все эти господа будут поставлены на учет и те из них, кто представляет опасность для революционного класса, уничтожены… Гимном рабочего класса отныне будет песнь ненависти и мести!». 

 «Органы революционного правопорядка» немедленно взялись за работу. «Расхлябанности и миндальничанию, - говорится в приказе наркома внутренних дел Петровского, -  должен быть немедленно положен конец. Все известные местным Советам правые эсеры должны быть немедленно арестованы, из буржуазии и офицерства должны быть взяты значительные количества заложников. При малейшем движении в белогвардейской среде должен применяться безоговорочный массовый расстрел». (Еженедельник ВЧК., 1918, N 1., С. 11.). Органы ВЧК (существовавшей к тому времени уже больше восьми месяцев) официально получили право выносить приговоры и изолировать всех потенциальных врагов большевизма в концентрационные лагеря.

    В те дни газеты вполне официально публиковали фамилии расстрелянных заложников. Был создан специальный журнал – Еженедельник ВЧК, в котором тема беспощадной революционной расправы была главной и практически единственной. 

   В Питере арестованных свозили в Петропавловскую крепость и «Кресты». Впрочем, в Трубецком бастионе Петропавловской крепости еще с весны 1917 г. сидели «старорежимные» враги советской власти; главным образом, бывшие царские министры, по которым велось следствие. Теперь они добавились к врагам новым (тем же эсерам) и превратились из подследственных в заложников. 

   В «Еженедельнике ВЧК» приводятся сводки и цитаты из постановлений о расстреле из различных губерний. Впрочем, все это носит хаотический характер. «”В отвeт на  убийство  тов. Урицкого и  покушение  на  тов. Ленина... красному террору подвергнуты”: по постановлению Сумской  (Харьковской  губ.) уeздной Ч.К., трое летчиков; Смоленской  Областной Комиссией 38 помeщиков Западной Области; Новоржевской – какие-то Александра,  Наталия, Евдокия, Павел и Михаил Росляковы;  Пошехонской – 31 (цeлыми семьями: 5  Шалаевых, 4 Волковых), Псковской – 31, Ярославской – 38, Архангельской  – 9, Себежской  – 17, Вологодской  – 14, Брянской  – 9 грабителей (!!) и т. д. и т. д.». (Мельгунов С.П. Красный террор в России 1918 – 1923., Берлин, 1924., С. 42.) Уяснить количество жертв из всех этих кровожадных и истерических сводок невозможно. «Черная книга коммунизма» называет цифру от 10 до 15 тыс. расстрелянных за два месяца.

   Уже в первый день объявления Красного террора были без суда расстреляны находившиеся в заключении деятели царского режима, в их числе бывшие министры внутренних дел Н.А. Маклаков и А.Н. Хвостов, епископ Ефрем (Кузнецов), протоиерей Иоанн (Восторгов). 

   В числе прочих «классовых врагов» в Петрограде были арестованы четыре великих князя, в их числе – всемирно известный либеральный историк Николай Михайлович. За него заступался Горький (были в его биографии и такие страницы), но Ленин ответил ему знаменитым афоризмом: «Революция не нуждается в историках». 

   На Северном Кавказе в октябре 1918 были убиты несколько десятков офицеров и генералов; в их числе генералы Рузский и Радко-Дмитриев. Позже выяснилось, что их даже не расстреляли, а изрубили шашками.  

  Впрочем, как обычно в таких случаях бывает, большинство жертв не были ни князьями, ни министрами, ни генералами: это были обычные люди, преподаватели, коммерсанты, лавочники, представители земства; все те, кого мы сегодня называем средним классом, а также офицеры.
Говорят, что 5 сентября 1918 г. является датой начала Красного террора весьма условно: уже и до покушений на Ленина и Урицкого большевики вовсю убивали людей.

  Действительно, массовые казни офицеров проводились в первой половине 1918 года в Крыму. Людям перед смертью выкалывали глаза, отрезали уши. Зверскими расправами закончилось подавление Ярославского и Рыбинского восстаний в июле 1918. Наконец, в том же июле 1918 была убита царская семья в Екатеринбурге, брат царя в Перми, и еще шестеро членов дома Романовых в Алапаевске. 
Тем не менее, все это были отдельные эпизоды. Кроме того, большинство убийств (за исключением Романовых) можно считать «эксцессами», творимыми «революционной массой», пусть и при подстрекательстве властей. Теперь же начался официальный государственный террор с отчетом о расправах в официальной печати. 

   Другой вопрос, что у террора было начало, но не было конца; были лишь временные спады. В литературе говорится о двух месяцах разгула первой волны террора. Но расстрелы продолжались и в ноябре, и в декабре. А тот же Николай Михайлович и другие великие князья были расстреляны уже в январе 1919. Начав работать, жернова террора уже не останавливались. 

   В 1919-20 гг. людей арестовывали и расстреливали по подозрению в участии в белогвардейском подполье (тогда это, впрочем, было хотя бы правдоподобно, в отличие от периода Большого террора). Даже на общем фоне стоит отметить всплеск государственного насилия после того, как анархисты взорвали 25 сентября 1919 в московском горкоме ВКП(б) бомбу. Тогда в застенках ВЧК погибли тысячи человек, не имевшие, разумеется, никакого отношения к анархистам. В ноябре-декабре 1920 было совершено новое неслыханное злодеяние: в Крыму были умерщвлены десятки тысяч людей, не успевших или не захотевших эвакуироваться с Русской армией ген. Врангеля.

   Что правда, так это то, что большевики стали меньше писать о проводимом ими терроре. Население и так было запугано, его незачем было больше волновать списками расстрелянных. «Еженедельник ВЧК» умер так же неожиданно, как и родился: после нескольких выпущенных номеров он бесследно исчез. Во время бойни в Крыму списки расстрелянных, далеко не полные, публиковались в крымских газетах, но не в центральных. А с 1922 г., когда судили правых эсеров, большевики перешли к жанру постановочных показательных судебных процессов.

  Массового террора до сентября 1918 не было, но хочется спросить, насколько он оказался неожиданным. 

  Большевики и до прихода к власти открыто пропагандировали насилие, и вопрос массовых репрессий против населения был лишь делом времени. Захватив власть, они встретили весьма слабое сопротивление: против них фактически отказались бороться дворянство и верхний эшелон царской бюрократии. С властью большевиков смирилось, в той или иной форме, до половины кадровой армии. Казачество поднялось на борьбу с большевизмом только после того, как по их станицам пронесся вихрь террора. На Дону, под предводительством генералов Корнилова и Алексеева, собралась и выступила в Ледяной поход лишь горстка людей. Характерно, что оба покушения, послужившие предлогом для начала террора, были совершены идеалистами-одиночками, а отнюдь не подпольными организациями политических врагов большевизма, как следовало бы ожидать.

   Фактический отказ от борьбы социальных слоев, имевших при старом строе очевидные привилегии, привел к тому, что массовый террор начался с опозданием: в какой-то момент запугивать оказалось некого. Но не начаться совсем он не мог. 

   Многие наши с вами соотечественники, которые, по своим интеллектуальным и профессиональным качествам, могли и должны были предвидеть наступление террора, проявили поразительную недальновидность. Ни в какой борьбе, даже пассивной, участвовать они не хотели. Максимум, на что их могло хватить, да и то немногих, это уехать куда-нибудь на окраину, подальше от столиц. 

   Герой романа Марка Алданова «Самоубийство» про себя замечает, что, мол, многие «подумывают, как пробраться на юг для продолжения борьбы с большевиками. Ласточкин думал, что продолжать борьбу он не может, так как никогда её не вел. “Да и эти люди…уезжают в Киев больше для того, чтобы отдохнуть от голода и страха”».

   Часто люди, вроде бы опытные и неглупые, проявляли поистине фантастическую беспечность, не понимая, очевидно, кто теперь пришел к власти и зачем. Бывший министр внутренних дел А.Д. Протопопов, арестованный Временным правительством, был выпущен на свободу и спокойно проживал у себя дома, пока за ним, наконец, не пришли. 

   Главный результат первой волны террора – страх. Липкий страх, с которым люди непролетарского происхождения должны ложиться спать и с которым они должны вставать. Коллективизация, а затем Большой террор 1936-38 гг. распространят этот страх на все население.


Возврат к списку